Форум книги "НЕВИДИМАЯ БИТВА"

Иначе было с тем, что же именно "вытеснялось", здесь я не соглашался с Фрейдом. Он видел причины вытеснения только в сексуальных травмах. Однако в моей практике я нередко наблюдал неврозы, в которых вопросы секса играли далеко не главную роль, а на передний план выдвигались совсем другие факторы: трудности социальной адаптации, угнетенность из-за трагических обстоятельств, понятия престижа и т. д. Впоследствии я не раз приводил Фрейду в пример подобные случаи, но он предпочитал не замечать никаких иных причин, кроме сексуальных. Я же был в корне не согласен с этим..."

"...Изложенная им сексуальная теория меня поразила. Правда, он не сумело окончательно рассеять мои сомнения. Я пытался, и не единожды, изложить ему эти сомнения, но всякий раз Фрейд не воспринимал их серьезно, считая что они вызваны отсутствием у меня необходимого опыта. И он был прав: тогда мне действительно не хватало опыта для обоснованных возражений. Я видел, что его сексуальная теория чрезвычайно важна для него и в личном, и в общефилософском смысле. Но я не мог решить, насколько это было связано с переоценкой его собственных утверждений, а насколько - опиралось на результаты экспериментов.

"...Более всего меня настораживало отношение Фрейда к духовным проблемам. Там, где находила свое выражение духовность - будь то человек или произведение искусства - Фрейд видел подавленную сексуальность. А для того, что нельзя было объяснить собственно сексуальностью, он придумал термины "психосексуальность". Я пытался возражать ему, что если эту гипотезу довести до логического конца, то вся человеческая культура окажется не более чем фарсом, патологическим результатом подавленной сексуальности. "Да, - соглашался он, - именно так, это какое-то роковое проклятие, против которого мы бессильны". Я не был готов согласиться с этим и еще менее готов был с этим смириться. Но я пока не чувствовал себя достойным оппонентом Фрейда.
В этой нашей первой встрече было и еще что-то, что обрело для меня смысл позже, что я сумел продумать и понять только тогда, когда нашей дружбе пришел конец. Несомненно, Фрейд необычайно близко к сердцу принимал все, что касалось его сексуальной теории. Когда речь заходила о ней, тон его, обычно довольно скептический, становился вдруг нервным и жестким, а на лице появлялось странное, взволнованное выражение. Я поначалу не мог понять, в чем же причина этого. Но у меня возникло предположение, что сексуальность для него была своего рода numinosum (божественное. - лат.). Это впечатление
подтвердилось позже при нашей встрече в Вене спустя три года (в 1910 году).
Я до сих пор помню, как Фрейд сказал мне: "Мой дорогой Юнг, обещайте мне, что вы никогда не откажетесь от сексуальной теории. Это превыше всего. Понимаете, мы должны сделать из нее догму, неприступный бастион". Он произнес это со страстью, тоном отца, наставляющего сына: "Мой дорогой сын, ты должен пообещать мне, что будешь каждое воскресенье ходить в церковь". Скрывая удивление, я спросил его: "Бастион - против кого?" - "Против потока черной грязи, - на мгновение Фрейд запнулся и добавил, - оккультизма". Я был не на шутку встревожен - эти слова "бастион" и "догма", ведь догма - неоспоримое знание, такое, которое устанавливается раз и навсегда и не допускает сомнений.
Но о какой науке тогда может идти речь, ведь это не более чем личный диктат.
И тогда мне стало понятно, что наша дружба обречена; я знал, что никогда не смогу примириться с подобными вещами. К "оккультизму" Фрейд, по-видимому, относил абсолютно все, что философия, религия и возникшая уже в наши дни парапсихология знали о человеческой душе..."

"...У Фрейда была одна характерная черта, более всего меня занимавшая: в нём была какая-то горечь. Она поразила меня при нашей первой встрече, и я не мог объяснить себе это, пока не увидел здесь связь с его представлением о сексуальности... Фрейд никогда на задавал себе вопроса, почему ему снова и снова хочется говорить именно о сексе, почему его мысли возвращаются к одному и тому же предмету. Он так и не осознал, что подобная „монотония толкования“ означает побег от самого себя или, может быть, от той, другой, возможно мистической, стороны его „я“... Он был слеп во всём, что касалось парадоксов бессознательного и возможностей двойного толкования его содержания, он не знал, что всё, что есть в бессознательном, имеет свой верх и низ, свою внешнюю и внутреннюю стороны. И когда мы говорим о внешней его стороне — а именно это делал Фрейд, — мы предполагаем лишь половину проблемы, что вызывает естественное в такой ситуации бессознательное противодействие..."

"…Из бесед с Фрейдом я узнал о его страхе: он боялся, что нуминозный свет его учения может быть погашен неким «потоком чёрной грязи». Таким образом возникла вполне мифологическая ситуация: борьба между светом и тьмою. Это объясняет его нуминозные комплексы и то, почему в момент опасности он прибегал к чисто религиозным средствам защиты – к догме…"
"…В каком-то смысле он потерпел неудачу, и он видится мне фигурой трагической, он был великим человеком, и ещё – он был трогателен…"
"…Сам Фрейд, как он говорил мне, никогда не читал Ницше. Теперь я видел фрейдовскую психологию в культурно-историческом ряду как своего рода компенсацию ницшеанского обожествления власти…"

"…В силу своих материалистических предрассудков он объявил все мои вопросы бессмысленными и обнаружил при этом столь поверхностный позитивизм, что я с трудом удержался от резкого ответа. Это произошло за несколько лет до того, как он сам признал серъёзность парапсихологии и фактическую достоверность «оккультных» феноменов…"