Форум книги "НЕВИДИМАЯ БИТВА"

они попали на самый нижний и низший слой астрального мира (тот же ад в религиях). И что подобно фильму «Куда приводят мечты», где герой спустился за женой-самоубийцей и пробудил её силою любви, в «Топях» православная девушка и Денис (Янковский), тоже полюбив друг друга, смогут вместе подняться выше, спастись. Такой финал сериала был бы мощным и обнадеживающим. Если бы я писал сценарий, то сделал бы финал именно таким.
_____________

С Новым годом, Сергей, и все участники форума! :)

Фурсов говорит о вреде одной из первых энциклопедий д’Аламбера — это он слово в слово позаимствовал у Баррюэля.
Я сверил вчера вечером и немножко удивился, как-то раньше не замечал этого у Фурсова. Получается, он ознакомился с трудами Баррюэля, почему-то поверил в его идеи и начал их распространять из лекции в лекцию, из интервью в интервью. Это примечательно.
Если называть вещи своими именами, Фурсов почему-то принял версию о заговоре от иезуитов.

Elita, предлагаю прочитать мемуары о Войне другого Никулина, который Юрий Владимирович.
Он тоже прошёл через всю Войну, самое интересное, что он того же возраста и служил на том же фронте, что и Н.Н. Никулин.
И сравните личные впечатления о Войне и в целом жизни двух Никулиных, сражавшихся в примерно одинаковых условиях.
http://militera.lib.ru/memo/russian/nikulin_uv/index.html

методы Жукова были мягко говоря жестокими, и жизнь солдат не волновала его ни коим образом.

По Жукову вообще вопросов много...
Обсуждали в теме "предательство 1941-го". Но это тоже не говорит, что все полководцы так относились к солдатам.

Чего-то нового - исторически, психологически - я для себя в книге не нашел. Читал с интересом, как многие другие воспоминания о войне.
Что война - чудовищная мясорубка, известно. Что дураков и подлецов всегда хватает, известно. Что подлецы всегда стараются окопаться в тихом и сытном месте, а на передовую идут герои, известно. Что в начале Войны значительная часть советских военных сил была разбита и дезорганизована, известно. Что самые большие потери идут во время отступления, бегства, известно. Что если его не остановить любой ценой, хоть даже «завалить трупами» и «залить кровью», будет еще хуже - полный разгром и уничтожение, - это тоже известно.
Автор описывает все это как свидетель и непосредственный участник.
Подробности эти ценные. А вот его выводы-обобщения...

Обобщения такие:
1. Большевики - сволочи.
2. Сталин - хитрая сволочь, душегуб и подлец.
3. Все военное руководство, за исключением нескольких человек - воры, сволочи, душегубы, подлецы.
4. Вся война была выиграна исключительно благодаря тому, что «трупами завалили».
5. Вся война была мерзостью, и все, кто как мог, уклонялись от участия в военных действиях. Автор подробно это описывает, в том числе, на своем примере.
6. Все ветераны, оставшиеся живыми после войны - за некоторым исключением - воры, сволочи и подлецы, отсидевшиеся во время войны в теплых местах, на хороших должностях и на безопасных участках военных действий. Исключение - это сам автор и те, кто трусливо молчат о перечисленных выше «фактах».
7. Весь официоз и пафос о Победе и Войне - грязная ложь двуличных идеологов государственной политики и ветеранов-сволочей.

После прочтения книги остается именно такое ощущение, впечатление. Другого как-то не складывается.
Война прошла, в ней была только грязь, смрад, смерть, насилие, извращения, воровство и подлость. И больше ничего. Если, конечно, не считать нескольких героических эпизодов: автор спасает своего раненого друга с опасного участка, занятого немцами, оберегает немецкий посудный сервиз от фекалий сослуживцев, отбивает немецких девушек от насилия со стороны сослуживцев.
Сослуживцы и все остальные воевавшие - за редким исключением - дураки, подлецы и сволочи. Такая картина вырисовывается из описаний в книге.

«...Бедные, бедные русские мужики! Они оказались между жерновами исторической мельницы, между двумя геноцидами. С одной стороны их уничтожал Сталин, загоняя пулями в социализм, а теперь, в 1941-1945, Гитлер убивал мириады ни в чем не повинных людей. Так ковалась Победа, так уничтожалась русская нация, прежде всего душа ее. Смогут ли жить потомки тех кто остался?
И вообще, что будет с Россией?
Почему же шли на смерть, хотя ясно понимали ее неизбежность? Почему же шли, хотя и не хотели? Шли, не просто страшась смерти, а охваченные ужасом, и все же шли! Раздумывать и обосновывать свои поступки тогда не приходилось.
Было не до того. Просто вставали и шли, потому что НАДО! Вежливо выслушивали напутствие политруков -- малограмотное переложение дубовых и пустых газетных передовиц -- и шли. Вовсе не воодушевленные какими-то идеями или лозунгами, а потому, что НАДО. Так, видимо, ходили умирать и предки наши на Куликовом поле либо под Бородином...»
...
«...Шло глупое, бессмысленное убийство наших солдат. Надо думать, эта селекция русского народа - бомба замедленного действия: она взорвется через несколько поколений, в XXI или XXII веке, когда отобранная и взлелеянная большевиками масса подонков породит новые поколения себе подобных...»
...
«...Великий Сталин, не обремененный ни совестью, ни моралью, ни религиозными мотивами, создал столь же великую партию, развратившую всю страну и подавившую инакомыслие. Отсюда и наше отношение к людям. Однажды я случайно подслушал разговор комиссара и командира стрелкового батальона, находившегося в бою. В этом разговоре выражалась суть происходящего: "Еще денька два повоюем, добьем оставшихся и поедем в тыл на переформировку. Вот тогда-то погуляем!"...»
...
«..."Никто не забыт, ничто не забыто!" - эта трескучая фраза выглядит издевательством. Самодеятельные поиски пионеров и отдельных энтузиастов - капля в море. А официальные памятники и мемориалы созданы совсем не для памяти погибших, а для увековечивания наших лозунгов: "Мы самые лучшие!", "Мы непобедимы!", "Да здравствует коммунизм!. Каменные, а чаще бетонные флаги, фанфары, стандартные матери-родины, застывшие в картинной скорби, в которую не веришь, -- холодные, жестокие, бездушные, чуждые истинной скорби изваяния.
Скажем точнее. Существующие мемориалы не памятники погибшим, а овеществленная в бетоне концепция непобедимости нашего строя.
...
Я понимаю французов, которые в Вердене сохранили участок фронта Первой мировой войны в том виде, как он выглядел в 1916 году. Траншеи, воронки, колючая проволока и все остальное. Мы же в Сталинграде, например, сравняли все бульдозером и поставили громадную бабу с ножом в руке на Мамаевом кургане -- "символ Победы" (?!). А на местах, где гибли солдаты, возникли могилы каких-то политработников, не имеющих отношения к событиям войны...»
...
«...Те, кто на передовой - не жильцы. Они обречены. Спасение им - лишь ранение. Те, кто в тылу, останутся живы, если их не переведут вперед, когда иссякнут ряды наступающих. Они останутся живы, вернутся домой и со временем составят основу организаций ветеранов. Отрастят животы, обзаведутся лысинами, украсят грудь памятными медалями, орденами и будут рассказывать, как геройски они воевали, как разгромили Гитлера. И сами в это уверуют! Они-то и похоронят светлую память о тех, кто погиб и кто действительно воевал! Они представят войну, о которой сами мало что знают, в романтическом ореоле. Как все было хорошо, как прекрасно! Какие мы герои! И то, что война -- ужас, смерть, голод, подлость, подлость и подлость, отойдет на второй план. Настоящие же фронтовики, которых осталось полтора человека, да и те чокнутые, порченые, будут молчать в тряпочку...»
...
«...Вспоминаю еще один эпизод времен войны. Одному генералу, командовавшему корпусом на ленинградском фронте, сказали: "Генерал, нельзя атаковать эту высоту, мы лишь потеряем множество людей и не добьемся успеха". Он отвечал: "Подумаешь, люди! Люди -- это пыль, вперед!" Этот генерал прожил долгую жизнь и умер в своей постели. Вспоминается судьба другого офицера, полковника, воевавшего рядом с ним. Полковник командовал танковой бригадой и славился тем, что сам шел в атаку впереди всех. Однажды в бою под станцией Волосово связь с ним была потеряна. Его танк искали много часов и наконец нашли -- рыжий, обгоревший. Когда с трудом открыли верхний люк, в нос ударил густой запах жареного мяса.
Не символична ли судьба двух этих полководцев? Не олицетворяют ли они извечную борьбу добра и зла, совести и бессовестности, человеколюбия и бесчеловечности?..»

Этого и еще двух-трех других героев автор упоминает, но вот другие герои-полководцы, «олицетворения добра, совести и человеколюбия», которых автор не встретил лично, - не существуют. Он обобщает все пространство и все время войны. Их нет! И быть не может. Таково мнение автора о людях вообще и о русских в частности.

«...В это время я залечивал очередную рану в нашей санроте. Однажды с новой партией раненых прибыл сюда майор Г. Я давно знал его и считал одним из немногих положительных героев большой трагедии под названием "война"...»

Не существуют для автора те полководцы - не воры, не сволочи, не подлецы, - которых он не замечает. Они для него как элементы природной стихии вроде воздуха и воды.

«...Морозным днем я провалился в замерзшую воронку и оказался по грудь в ледяной воде. Переодеться было не во что и негде. Спас меня старшина. Он выдал мне сухое белье (гимнастерку, шинель и ватник кое-как просушили у костра), натер меня водкой и дал стакан водки внутрь, приговаривая: "Водка не роскошь, а гигиена!". Опять мне повезло!...»

- «Повезло!». Просто повезло. Спас не старшина, а слепой случай. Ведь людей вокруг нет, одни уроды.

«...Продолжать наступление в таких условиях было безумием. И операцию под Стремуткой прекратили...»

- Тут, вероятно, тоже просто повезло.

«...К исходу дня я почувствовал, что заболеваю.
Продуло-таки через дыру в полушубке! Я дрожал в лихорадке, зубы мои лязгали.
Видя это, начальство приказало мне отправляться в тыл и отлежаться в шалаше у пушек...»

- Тут подлое начальство тоже ни при чем. Опять повезло. Начальство же может состоять только из уродов.

Вокруг одни моральные уроды:

«...Честного заведующего продовольственным складом, например, всегда отправляли на передовую, оставляя ворюгу. Честный ведь все сполна отдаст солдатам, не утаив ничего ни для себя, ни для начальства. Но начальство любит пожрать пожирней. Ворюга же, не забывая себя, всегда ублажит вышестоящего. Как же можно лишиться столь ценного кадра? Кого же посылать на передовую? Конечно, честного! Складывалась своеобразная круговая порука - свой поддерживал своего, а если какой-нибудь идиот пытался добиться справедливости, его топили все вместе. Иными словами, явно и неприкрыто происходило то, что в мирное время завуалировано и менее заметно. На этом стояла, стоит и стоять будет земля русская...»

А так хочется видеть вокруг честность, душевную чистоту, утонченность, доблесть...

«...В середине сентября стало ясно, что близится срок моей выписки. Что делать? Опять угодишь в пехоту! Посоветовавшись с врачом, милым ленинградцем, я решил уйти "нелегально", то есть удрать и попытаться разыскать свой артиллерийский полк. Затея оказалась удачной. Потихоньку выпросив у нянечки обмундирование, я отправился в погостьинский лес, за два дня пешком добрался до своих и был там приветливо встречен. Однако начальство решило мою судьбу иначе: мне были выданы документы и предписание следовать на станцию Котово, что около станции Бологое, где находился запасной артиллерийский полк, через который распределялись все пополнения.
Это было еще лучше! Проехаться в тыл по железной дороге, пожить в настоящих домах, посмотреть, как живут гражданские люди...»
...
«...О ранении мечтали. О легком. Как об отпуске. Хрустальной мечтой была не слишком тяжелая рана, но такая, чтобы демобилизовали вчистую. Вот если бы оторвало кисть левой руки (правая нужней) или стопу! Но такое доставалось немногим. Мои ранения были, к счастью, не тяжелыми, но благодаря им девять месяцев из четырех лет, я, по меткому армейскому выражению, ошивался в госпитале. То есть одна пятая войны миновала меня...»

Восхищают автора немецкая пунктуальность, основательность, в противоположность нашему русскому разгильдяйству и бескультурью.

«...В окрестностях города мы увидели громадное немецкое военное кладбище -- несколько тысяч могил. В середине -- огромный черный крест, а кругом -- в четком строю, с математической точностью -- маленькие крестики на могилах.
Очень опрятно и культурно!..»

Только автору немножко непонятно, почему немцы поступали некультурно по отношению к другим:

«...Летчики часто спасались на парашютах, хотя немцы имели подлое обыкновение убивать их в воздухе, до приземления. Насколько я знаю, наши не совершали подобной низости по отношению к врагу...»

«...Помню Пушкинские горы во всей их красе, без людей, без домов, без указателей -- все было сожжено. Но леса, озера и поля гораздо больше поражали воображение, чем теперешние сусально приглаженные музейные постройки. И мы успели быстро прогнать немцев так, что церковка с могилой Пушкина осталась цела, однако она была заминирована сверху донизу. Зачем фрицам было взрывать ее? Непонятно...»

Непонятно. Такие ведь культурные.

«...Польша была разграблена, разрушена и подавлена немецкой оккупацией.
Варшава представляла собой горы руин, подвалы которых были заполнены телами убитых поляков. Могилы виднелись повсюду - на улицах и в скверах. Польские деревни имели жалкий вид.
-- Ниц нема! -- твердили испуганные жители.
-- Ниц нема! Масло, яйки, мясо -- фшистко герман забрал! -- повторяли они...
-- Где у вас уборная? -- спросил один солдат.
-- Ниц нема, фшистко герман забрал...
Восточная Пруссия поражала, наоборот, зажиточностью, довольством и порядком, благоустроенные хутора с сельскохозяйственными машинами, все электрифицировано, богатые дома бауэров, где обязательно имелись пианино и хорошая мебель, а рядом сарай с клетушками и нарами для восточных рабочих. В свинарниках и коровниках полно упитанного скота. Да, жили здесь, не тужили... И города богаты, чисты, добротно построены. В Алленштайне мы нашли массу барахла и продовольствия, вывезенного из СССР, положенного в склады про запас. На другом складе лежали консервы из Голландии, Бельгии и Франции...»

Культура! Не то что русские:

«...Данциг взяли довольно быстро, хотя почти вся армия полегла у его стен.
Но это было привычно -- одной ордой больше, одной меньше, какая разница. В России людей много, да и новые быстро родятся! И родились ведь потом! Было все как водится: пьяный угар, адский обстрел и бомбежки. С матерной бранью шли вперед. Один из десяти доходил. Потом началось веселье. Полетел пух из перин, песни, пляски, вдоволь жратвы, можно шастать по магазинам, по квартирам. Пылают дома, визжат бабы. Погуляли всласть! Но меня эта чаша миновала. Я все еще жил тихой жизнью в Команде выздоравливающих...»

Варвары, кругом одни варвары. Как хочется держаться подальше от всей этой мрази и грязи.

«...Именно после Погостья у меня появилась болезненная потребность десять раз в день мыть руки, часто менять белье. После Погостья я обрел инстинктивную способность держаться подальше от подлостей, гадостей, сомнительных дел, плохих людей, а главное, от активного участия в жизни, от командных постов, от необходимости принимать жизненные решения -- для себя и в особенности за других. Странно, но именно после Погостья я почувствовал цену добра, справедливости, высокой морали, о которых раньше и не задумывался....»

Почувствовал цену добра, справедливости, высокой морали... И обрел инстинктивную способность держаться подальше от активного участия в жизни, от необходимости принимать жизненные решения, для себя и в особенности за других.
Пусть за других решения принимают людоеды типа Сталина и прочие воры-сволочи. А мы, если нам воры-сволочи не помешают, будем нюхать цветочки и читать Гете, Шиллера...

«...С 1942 года я привык к водке, мат стал неотъемлемой частью моего лексикона настолько, что многие месяцы после войны, я боялся как бы заветное слово неожиданно не выскочило во время беседы с приличными людьми где-нибудь в Университете или Эрмитаже...»

Приличные - это, конечно же, те «отдельные светлые умы», которым нет надобности принимать решения за других.

«...история ничему не учит. Каждое поколение начинает сначала, повторяет ошибки предков. Национальные традиции оказываются сильнее разума, сильнее воли и добрых пожеланий отдельных светлых умов...»

ОТДЕЛЬНЫЕ светлые умы теперь должны переписать историю в соответствии с этой правдой, с этими высокими моральными ценностями. Светлые умы, отстраненные от окружающей грязи и мрази.

«...Теперь в военно-исторической литературе заметен поворот к созданию правдивой картины военных лет и даже намечается некая конфронтация старого и нового. Своими воспоминаниями я вовсе не стремился включиться в эту борьбу, а просто хотел чуть-чуть приподнять завесу, скрывающую темную сторону войны и заглянуть туда одним глазом.
Всесторонний анализ того, что там скрыто, мне не под силу. Для этого нужен человек, обладающий абсолютным знанием фактов и мощным интеллектом профессионал, а не любитель. Человек масштаба Солженицина...»

«...Наблюдая ветеранов своей части, а также и всех других, с кем приходилось сталкиваться, я обнаружил, что большинство из них чрезвычайно консервативны. Тому несколько причин. Во-первых, живы остались, в основном, тыловики и офицеры, не те, кого посылали в атаку, а те, кто посылал. И политработники. Последние -- сталинисты по сути и по воспитанию. Они воспринять войну объективно просто не в состоянии. Тупость, усиленная склерозом, стала непробиваемой...»

У ветеранов-тупиц и склеротиков в отличие от ОТДЕЛЬНЫХ светлых голов консервативный - несовременный, отсталый - взгляд на те события. Они не понимают, что они - мразь, копавшаяся в грязи, каковой была та война.

Может быть, автор - последовательный борец за демократию и либерализм во всем мире? Да вроде бы того не видно.
Сталин, с его слов, загонял всех пулями в социализм, но вот «...Перед войной, благодаря успехам здравоохранения, такие болезни [венерические] в нашей стране стали чрезвычайным происшествием. Ведь наша советская медицина, основанная на социалистических началах, была самой прогрессивной...»
В поездке по современной Германии автор о развлекательных центрах:

«...Опустив марку в щель автомата, вы получаете пять минут цветной, озвученной порнографии -- суперсекс, вдвоем, втроем, вшестером, сверху, снизу, через голову и даже на мотоцикле.
У меня шевелятся остатки волос на голове, сердце бьется, становится худо и отвратительно... и я с уважением вспоминаю нашу советскую власть, которая за такое сажает в тюрьму, без разговоров и надолго!..»

Может быть, выводы и обобщения автора - это кроме непосредственных воспоминаний ужасов войны еще и анализ, глубокие размышления «откуда» и «почему»?
Не похоже. Автора не интересует, чем еще занимался Сталин и ему подобные «людоеды», кроме ковыряния в носу и расстрелов. Не интересует, что происходило в масштабах государства, в то время как «заваливали трупами» немцев в Погостье. Не интересует, что война началась за много лет до 41-го, с «заговоров генералов», с работы Ежова на немцев - развернуть репрессии и настроить население против руководства страны. Много что автора не интересует. Ведь это все не входит в высокие понятия Прекрасного и не является моральными ценностями.

Автор пишет:
«...В этой рукописи я решал всего лишь личные проблемы. Вернувшись с войны израненный, контуженный и подавленный, я не смог сразу с этим справиться. В те времена не было понятия "вьетнамский синдром" или "афганский синдром" и нас не лечили психологи...»

Есть в психотерапии средство освобождения души от тяжелых впечатлений посредством рисунка. Внутренняя грязь выплескивается на бумагу, так достигается облегчение и какое-то освобождение от гнета психологической травмы.
Являются ли изображения на таких рисунках «правдой жизни»? Являются, но только не всей правдой и не всей жизнью, а лишь ее частью. Остальное - это то, что за пределами листа бумаги и памяти создателя рисунка. Это весь остальной мир.

Кроме такого разгрузочного «психотерапевтического» выплескивания внутренней боли и грязи автор наполнил книгу еще и озлобленностью на всех, на весь мир. Ответом этой озлобленности и высокомерия может быть хороший пример, приведенный самим же автором в книге:

«...Работами по созданию укреплений на нашем участке Мги руководил ротный старшина. Среднего роста, крепко сбитый, смуглолицый, черноволосый, он отличался быстрой реакцией, трезвым умом и точностью движений. Он не был тем старшиной, который только заведует продуктами и живет около кухни. Меньше всего он занимался устройством собственных дел и совсем не стремился ублажать начальство. Редко я видел на войне людей, которые так много делали для общей пользы, иногда в ущерб себе и никогда не афишируя свои добродетели. О нем ходили легенды. Во время немецкого наступления осенью 1941 года, когда немцы хотели окончательно сломить наше сопротивление восточней Ленинграда, случилась обычная для тех времен накладка: войска заняли фланги, а ключевая позиция в центре обороны оказалась открытой. Отдав приказ из глубокого тыла по карте, генералы что-то перепутали, либо не додумали, либо действовали левой ногой. Что делается на передовой, они, видимо, плохо себе представляли. А там немецкий отряд на бронетранспортерах попер прямо по шоссе на незащищенную позицию. Старшина случайно оказался поблизости. Окинув взглядом происходящее, он моментально понял ситуацию: стоит немцам даже малыми силами прорваться здесь, затрещит вся наша оборона, лопнет весь фронт! Он не стал ждать приказов начальства, понимая, что на разговоры и раскачку уйдут часы, он стал действовать по собственному разумению. Быстро собрав всех оказавшихся под рукою солдат, прихватив легкораненых, он посадил их в окопы, пересекавшие шоссе, он остановил пожарную машину, почему-то оказавшуюся здесь, перегородил ею дорогу, а пожарных также мобилизовал для обороны. Он остановил ехавших в лес артиллеристов с двумя легкими пушками. Иными словами, он создал группу для отражения немецкой атаки и закрыл ею брешь на шоссе, возникшую из-за чьего-то идиотизма. Группа продержалась часа два, пока начальство раскачалось и прислало сюда батальон. Старшина собственноручно сжег из противотанкового ружья вражеский бронетранспортер. Фронт стабилизировался здесь надолго. По сути дела, этот маленький бой имел не просто тактическое значение: он предотвратил прорыв фронта и, я думаю, в конечном счете, способствовал срыву немецкой попытки взять Ленинград. Старшина же, сделав свое дело, скромно отошел в сторону, вернувшись к своим обычным занятиям, не претендуя ни на награды, ни на славу. Никто даже не вспомнил о человеке, исправившем ошибку большого начальства. От самого старшины я никогда не слышал ни звука об этом эпизоде...
С солдатами, по первому впечатлению, он был строг, не сентиментальничал, но, как я понял позже, это была единственно правильная в военное время манера обращения, за которой скрывалась истинная забота о людях. Старшина был многоопытен, умел урвать лучшие продукты на тыловых складах, умел достать все, что можно было тогда раздобыть, и не стеснялся в средствах. Но делалось это для общей пользы, с редким, удивлявшим меня бескорыстием.
На все случаи жизни у нашего старшины был свой афоризм, иногда хлесткий и соленый, но всегда попадавший в самую точку. Эти афоризмы мы запомнили навсегда... Недавно мне попалась послевоенная книжка "Солдатские пословицы и поговорки". Она начиналась примерно со следующего: "Офицера уважай, на работу выезжай!" Старшина был далек от официального фольклора. Увидев, например, как мы едва ворочаем землю лопатами, он говорил: "Ешь -- потей, работай -- зябни!" А когда наш перекур с дремотой затягивался на часы, спрашивал: "Опять, братцы... груши околачиваем?" Или: "Хватит... валять и к стенке приставлять!" Однажды зимой, когда, замерзая и подняв воротники от ветра, мы ковыряли ломами в мерзлой земле, старшина скомандовал: "А ну, скидавай шинеля! В портках не женитьба, в шинелях не работа!", и сам взялся за лом. В другой раз немцы отрезали нас от баз снабжения. Мы сидели в лесу за Погостьем дня три не евши. Старшина, привыкший все делать сам, отправился за продуктами. Он пропадал двое суток, вернулся мрачный, почерневший, заросший.
-- Ну, как, товарищ старшина, принесли пожрать?
-- Да, принес. Уши!
-- Какие уши?
-- От этого самого места уши! -- зло сказал старшина.
Таких поговорок было у него бессчетное множество.
Он был мудр, здраво смотрел на жизнь, не плакал по поводу несправедливостей, не рассуждал о подлости, головотяпстве и беспорядках, а старался исправить их делом. Когда однажды в траншее я попробовал заговорить с ним о безобразиях, творившихся кругом, он кратко заметил, многозначительно оглянувшись по сторонам: "Не залупляйся!"...»

Сергей Мальцев
http://n-bitva.narod.ru/

Деятели безкультурья

"...
Автор книги на протяжении нескольких лет штудировала документы более
чем 30 американских и британских архивных собраний, проанализировав
огромный массив информации. После Второй мировой войны европейские
коммунисты, мужественно защищавшие свои страны от фашизма, пользовались
огромной популярностью среди населения и во многих государствах
должны были прийти к власти. Вашингтон не мог допустить этого. Наряду
с прямым вмешательством в избирательные кампании, как в Италии и во
Франции в 1948 году, американские стратеги разработали долгосрочные программы
культурного и интеллектуального воздействия на элиты этих стран...

В сфере культуры Советский Союз представлял настолько убедительные
аргументы, что американский истеблишмент мучился неспособностью сформулировать
контраргументы и предложить свою моральную и духовную силу.
Огромный успех советского Дома культуры в Берлине, открытого в 1947 году,
вызвал у американских ≪рыцарей холодной войны≫ настоящую панику. Ведь
для Европы американской культуры как таковой не существовало. С европейской
точки зрения, Америка была ≪культурной пустыней≫, нацией жующих
жвачку обывателей...

Основным инструментом культурного фронта холодной войны являлся
Конгресс за свободу культуры (Congress for Cultural Freedom) с отделениями
в 35 государствах, десятками изданий и программ. Многочисленные издания,
симпозиумы, выставки, концерты и программы Конгресса должны были
убедить европейцев, что ≪Америка и американцы достигли полного триумфа
во всех сферах человеческого духа, общих и Старому и Новому Свету≫.

Для сокрытия финансирования и участия в деятельности Конгресса за
свободу культуры ЦРУ создало разветвленную систему фондов, служивших
каналами для проведения средств. Эта система позволяла ЦРУ финансировать
неограниченное количество тайных программ в отношении молодежных
групп, профсоюзов, университетов, издательских домов и других организаций
с начала 1950-х годов. Популярной стала шутка: если какая-нибудь
американская благотворительная или культурная организация внесла слова
≪независимая≫ или ≪частная≫ в свои документы, она, скорее всего, является
прикрытием ЦРУ.
..."

Сергей Мальцев
http://n-bitva.narod.ru/